"хотят ли русские войны..."

Вертушки в городе для него не нашлось. Командующий округом, разумеется, отдыхал, и будить его ради такого пустяка никто не собирался, а без его санкции дать вертолет пусть даже и самому Хозяину армия рискнуть не могла. Не положено. (На самом деле – просто дежурный попался нехороший человек, генерал Суковалов, ядовито-вежливый хам, старый, из самых что ни на есть кроваво-фекальных, подлый, как собака, и злопамятный, как проститутка, но – в авторитете, и ссориться с ним никому из молодых офицеров не хотелось.) Коммерческие структуры – подкачали. Одни были всей душой за, но не имели под рукой вертушки, у других же вертушка была, но зато не было возможности ее дать, у третьих были еще какие-то обстоятельства, а четвертые – и вовсе не откликались, по ночному времени... Оставался «броневичок». Не самый, между прочим, плохой вариант, как могло бы показаться. Но только до тех пор, пока не объявился Ванечка.

Ванечка стоял в дверях, и одного взгляда было достаточно на его блудливую бледную улыбочку, чтобы понять: пьян мерзавец. Скотина. Опять гулял всю ночь.

Кровь бросилась ему в лицо, зазвенело в ушах, и он сказал, не желая сдерживаться:

– Скотина. Сто же раз было говорено...

– А чего такого? – Мерзавец попятился на всякий случай и перешел на плаксивый тон: – Чего я сделал-то?..

– Сто раз было тебе говорено: не напиваться в будний день!

– Да кто напился-то? Подумаешь, пивка выпил немножко...

Но он уже справился с бессмысленным своим бешенством. Все происходит не так, как задумано... Вертушки нет, Ванечка – нализамшись... («...Мальчишку увезли, дельфина – отравили...») И это уже даже не политика, подумал он мельком. Это просто у меня – всегда так. Всегда. Не одно, так обязательно другое.

– Спускайся и прогрей машину, – сказал он спокойно.

– Прогрета.

– Подготовь к длинной поездке. Километров триста.

– Если на подушке, горючего может не хватить.

– На подушке – вряд ли.

– Тогда – о'кей.

– Иди. Я сейчас же спускаюсь.

Ванечка исчез в мгновение ока. Как не было.

– Я вызвал Боба с ребятами, – доложил тут же Кронид деловито и снова пошел нажимать клавиши на своем селекторе. – Они уже внизу.

– Не надо, – сказал он. – Никого не надо.

Они все разом уставились на него. Три очень разных и сразу очень одинаково встревожившихся человека, и все трое сейчас думали одно и то же: опять капризничает старикан, опять чудит. Ему стало смешно, и он захихикал, глядя на них.

– Надулись, – сказал он. – Как мышь на крупу... Ну, не надо мне никого! Сто пятьдесят километров туда, столько же обратно. По хорошей автостраде. Зачем мне охрана? На автостраде – безопасно, а по бетонке поедем с генераловым эскортом. Да и зачем мне ВООБЩЕ охрана, чудики вы мои? Будьте же хотя бы последовательны в своих суевериях!

– Конечно, – сказал деловитый Кронид. – Я и Ванечка – вполне достаточно. На любой случай.

– Нет, Кронид Сергеевич. Хватит мне одного Ивана. А вы, Кронид Сергеевич, останетесь в городе и будете держать крепость. Потому что так получается, что сейчас все, с похоронами связанное, падает на вас. И хватит об этом. Эдик, идите к себе и займитесь статьей и прочим... Кузьма Иваныч, вы заметили: когда я уезжаю, всегда что-нибудь здесь у нас происходит... Понятно, да? Только на вас вся надежда... Динаре Алексеевне объясните, пожалуйста, что к чему. И расскажите про Николаса. Она его любила, так что – помягче как-нибудь... Ну, обнимаю и жму! Связь по радио.



В вестибюле, как водится, дрыхло в креслах и на диванах штук пятнадцать журналистов – под бдительными взорами мальчиков Боба (и самого Боба, разумеется), а также – муниципальной охраны (в черных кожаных костюмах, распухших от бронезащиты, в касках с рацией, с коротенькими смертоносными ОСАми на изготовку). Журналисты немедленно все повскакали, как по тревоге, и с топотом кинулись со всех сторон наперерез. Засверкали блицы, грянули вопросы в дюжину дюжих глоток.

– Правда ли, что ваша встреча с президентом отменяется?

– Нет, неправда.

– Вы направляетесь к мэру?

– Нет.

– А куда?

– По личным делам.

– Какие могут быть личные дела в четыре утра?

– Самые разные.

– Почему падает ваш рейтинг?

– Это знают только аналитики.

– А ваше мнение?

– Что-то делаем неправильно. Станем делать правильно – рейтинг повысится.

– Может быть, вам все-таки следует быть лучшим патриотом?

– Лучшее – враг хорошего.

– Правда ли, что ваша супруга ждет ребенка?

– Нет, неправда.

– Какая ваша база находится под Красными Станками?

Так. Красные Станки какие-то. Сволочи, явно уже что-то пронюхали! Как? Кто? Когда успели?

– Представления не имею. У нас там нет никакой базы.

– Говорят, вы всегда говорите только правду. Это правда?

– Да.

– Зачем?

– Мне так нравится.

– Правда, что вы отказались войти в блок с Демсоюзом?

– Нет, неправда.

– Вы допускаете приход к власти фашистов?

– Я не допущу этого, если сумею.

– Что означают намеки Никиты Акимова на вашу якобы зависимость от академика Киконина?

(Блин. Опять. Да что за наваждение?)

На углу Большого и Первой их остановил патруль: мрачные, необъятно толстые (из-за бронежилетов) фигуры... Фосфоресцирующие пятна на плащ-накидках... светящиеся жезлы... мокрые стволы с отблесками, наведенные откровенно и неприязненно прямо тебе в лоб... Проверили документы, подсветили лицо, откозыряли... напряженно-угрюмые глаза на мгновение утратили свирепость: «Счастливого пути, Хозяин...» И – снова пустые улицы, набережные, черный провал справа, где Нева.

Он вспомнил анекдот, который ходил по Питеру уже несколько лет. Патруль останавливает машину, старшой проверяет документы и отпускает, откозыряв. Второй номер спрашивает: «Это кто был, на «мерсе»?» – «Не знаю, – отвечает старшой в ошеломлении. – Не знаю, кто там на «мерсе» был, но водилой у него – сам Хозяин!» На самом деле анекдот был старинный, еще застойных времен, а может быть, даже и – сталинских: начальство всегда любило, особенно в поддатом виде, посидеть за рулем служебной машины. Но все равно ему нравилось, что про него если и не сочиняли еще новые анекдоты, то хотя бы приспосабливали к нему старые... Что-то я последнее время частенько оказываюсь в ситуации анекдота

Когда Адам создал из ребра Еву - она была маленьким ребеночком. Она боялась темноты и всюду устраивала вечером затемнение. И как только Папа уходил чуть дальше, она брала свои охи-страхи и превращала их в военные патрули. Она очень хотела быть самостоятельной, но без Папы плохо ходила и много кушала. И тогда Папа стал мало кушать, а ребеночек постройнел и стал меньше бояться... Папа ходит с ней за ручку и очень ее любит...

Патриарх Кирилл: Сегодня на земле нашей, русской, исторической, происходят тяжелые события. Можно сказать, междоусобная брань. И сегодня обращаюсь и к россиянам, и к украинцам. Особенно обращаюсь к тем, кто не по своей воле оказались вовлеченными в этот конфликт. Мы должны силой нашей молитвы и нашими добрыми делами сделать все, чтобы как можно быстрее этот конфликт остановился, чтобы мир и совместная добрая жизнь, братские отношения вновь соединяли крепко-накрепко наши народы, которые были единым народом единой Руси. Сегодня об этом будет моя особая молитва, и я просил бы вас всех присоединиться к этой молитве, чтобы Господь благословил землю Русскую. Когда я говорю «русскую», я имею в виду Русь, из которой вышли и великороссы, и малороссы, и другие народности, но та самая Русь, с которой все мы связаны исторически, духовно и цивилизационно. Да поможет Господь нам, пройдя теми испытаниями, которые сейчас имеют место, снова обрести мир, взаимное уважение, согласие, способность жить и работать вместе. Да хранит Господь землю Русскую, да хранит Господь все народы, которые исторически живут на этой огромной части суши. Да хранит Господь страны наши, да укрепит мир и любовь в отношениях между нами.

Так виглядає "благодать" московської секти. Покора за ради любові, як її розуміють московіти.

Я трошки "підсіла" на чат-рулетку. Ні, я не спілкуюся з московітами. Не намагаюся їм щось там довести. То все марна справа. Спостерігаю

Люди, точніше нелюди, не здатні слухати інших. В їх розумінні, всі вороги, поки не покорилися їх бажанням. Це практично 100% модель. Помітила інше.

Ми так часто називали їх орками, навіть самі не розуміли наскільки праві. Я б навіть їх не орками назвали. Вони мертві ходаки. Вони такими нарождаются. Їх душа мертва від нарождена. А кому пощастило її мати - душу, її просто вб'ють з часом.

Вони не жаліють нікого, навіть рідних. І то навіть не заради "високої мети". Просто пустота в грудях, в серці. Вбиваючи, вони відчувають життя.

Пусто в голові, пусто в серці, тому брехня собі та навкруги, для них як повітря. Мить життя.

Слухала допит однієї тварі. Молодий хлопец. На вигляд, наче людина. Його запитали, що він відчуває коли вбиває. У відповідь "коли натискаю курок, нічого не відчуваю. А коли бачу як він падає, то дуже приємно". Питають, а що саме приємно". - Просто приємно. Якось даже тепло стає". І в цю мить, його очі засяяли життям.

На війні вбивають. Така правда війни. Але нелюдам приємно. Майже сексуальне задоволення. Вони взагалі поведені на сексуальних збочиннях. Та сама гойда.

Така от окрема цивілізація. Цівілізація, до якоє нас тягнуть через вбивство.

"Мир - то війна  
Боехня - то правда
Вбивство - то прощення ворогу його непокору.